Упоминания о Ченстоховской Божьей Матери запомнились мне с детства, рассыпанные по страницам книг, как ягоды рябины на скучном снегу – как будто бы специально для придания какого-то особого колорита.
« - Патер ностер... Езус Христос... Матка боска Острабрамска, Ченстоховска... - бормочет Юзефа. Это она призывает мне в помощь всех небесных заступников, продолжая кропить меня слезами».
Книгу Александры Бруштейн «За далью даль», про «дореволюционную жизнь» интеллигентной семьи брал в районной библиотеке. Хорошая книжка.
« - Пан Езус! Это специально для Збигнева и Каспера новость! Только наладился соснуть, так на тебе! - проворчал Сташек, который положил было уже голову на стол.
И трое его товарищей слушали боцмана пятое через десятое, а тут с них и сон и хмель как ветром сдуло. У Каспера сердце чуть не выскочило из груди.
- Матка бозка Ченстоховска! - закричал он, бросаясь к пану Конопке. - Вуек, Вуек, ты знаешь Миколая Коперника! Что же ты молчал? Збышек, как тебе это нравится!
Однако Збигневу это не нравилось».
Это некая (вполне достойная) Зинаида Шишова, из повести «Приключения Каспера Берната в Польше и других странах». Как будто обязательно – если Польша – то нельзя без Матки бозки Ченстоховски.
И не только ведь у отечественных писателей. Вот и Гюнтер Грасс пишет про своего героя: «Рано овдовев, он совершил паломничество в Ченстохову, и Матка Боска Ченстоховска повелела ему признать ее будущей королевой Польши. С той поры Винцент только и делал, что рылся в диковинных книгах, отыскивал в каждой фразе подтверждение прав Богоматери на польский престол, а сестре передоверил все хлопоты по двору и полю».
Правда, это все иностранцы – по отношению к польской литературе. В ней я упоминаний о Ченстоховской Божьей матери вот так вот сходу не нашел. Ну, уверен, что плохо искал.
Вобщем, к чему это я? К тому, что нельзя было отказываться от возможности посмотреть на этот символ католической Польши. А возможность представилась, когда наш туристический автобус катил из белорусского Бреста в чешский Оломоуц. За семь евро с человека, вне зависимости от вероисповедания, автобус готов был немного изменить маршрут и заехать в Ченстохову. Точнее, не в саму Ченстохову, а в Ясногорский монастырь где и хранится икона.
Монастырь начал создаваться на Ясной Горе с XIV века, когда князь Владислав Опольчик привез туда знаменитую икону, до этого она успела побывать и на Руси, и в Константинополе, и, по преданию в Иерусалиме. По тому же преданию, написана она евангелистом Лукой на оборотной стороне столешнице. Стол из того самого дома где воспитывался и рос Иисус Христос.
По мнению ученых, икона написана в Византии в IX-X веках. Достоверно ее судьба прослеживается с XIII века, когда Галицко-Волынский князь Лев поместил ее в городе Белз (сейчас – территория Украины).
Так получилось, что во времена территориального расчленения Польши икона стала восприниматься во многом как символ национального единства. Государственная символика украшает и сейчас ворота базилики.
Монастырь строился в течении нескольких веков и представляет достаточно пестрое собрание зданий в разных стилях. Самое роскошное – это трехнефный собор Святого Креста и Рождества Богородицы. Особенно впечатляюще он выглядит на фоне многих других, как правило, довольно скромных, храмов Польши (эта жуткая фотография, сделанная в почти полной тьме, почти не дает представляя о барочной роскоши убранства).
Сама икона находится в относительно скромной Часовне Божьей Матери. Фотографировать саму икону мы не пытались, сделали несколько кадров недалеко от входов в часовню. Стены ее увешаны дарами Богородице. Интересно, что в основном как мы поняли, это не индивидуальные подношения, а дары от групп паломников, от целых городов, от однополчан.
Есть даже дар от движения «Солидарность».
Люди молились в основном, стоя коленями на небольших скамеечках. Но ближе к иконе все стояли коленями прямо на полу. Потом многие пройдут на коленях за алтарной частью, вокруг иконы. Много молодых людей, не юношей безусых, а, например, молодых семейных пар с детьми.
Исповедальни пока пусты.
На выходе из часовни на границе полутьмы и яркого дневного света глаз цепляется за детали оформления.
Идем к автобусу. Паркинг напоминал паддок формулы-1 в день Гран-При – по количеству автобусов-моторхоумов и туристов. От стоянки к самому монастырю идешь по дорожке между двух каменных стен, здесь паломники и туристы немного рассредоточиваются и идти можно спокойнее. А вот как шли паломники к монастырю лет сто назад:
« Поезд пришел в Ченстохов рано утром. От вокзала до монастыря, стоявшего на высоком зеленом холме, было далеко.
Из вагона вышли богомольцы - польские крестьяне и крестьянки. Среди них были и городские обыватели в пыльных котелках; Старый, тучный ксендз и мальчики-причетники в кружевных одеяниях ждали богомольцев на вокзале.
Тут же, около вокзала, процессия богомольцев выстроилась на пыльной дороге. Ксендз благословил ее и пробормотал в нос молитву. Толпа рухнула на колени и поползла к монастырю, распевая псалмы.
Толпа ползла на коленях до самого монастырского собора. Впереди ползла седая женщина с белым исступленным лицом. Она держала в руках черное деревянное распятие.
Ксендз медленно и равнодушно шел впереди этой толпы. Было жарко, пыльно, пот катился по лицам. Люди хрипло дышали, гневно оглядываясь на отстающих.
Я схватил бабушку за руку. - Зачем это? - спросил я шепотом.
-- Не бойся, - ответила бабушка по-польски.- Они грешники. Они хотят вымолить прощение у пана бога».
Это вспоминает Константин Паустовский.
Его привезла в монастырь бабушка. Возможно, он был примерно в таком вот возрасте, как эти маленькие девочки в белых платьицах – мы встречали их повсюду.
Но девочки, как правило, выглядели вполне довольными жизнью, платьями, чудесным весенним и днем и предстоящей встречей с Маткой Боской. А Паустовскому в монастыре не понравилось – он пугался лежащих на полу паломников и не стал целовать сутану кардиналу.
Кардиналов мы не видели, а вот обычные ксендзы бодро шли по своим делам, отражаясь в чисто вымытых фольсквагенах.
Может быть, все дело в том, что Паустовский чувствовал себя чужим на этом празднике жизни? Именно празднике.
«Бабушка велела, чтобы в монастыре я не разговаривал по-русски. От этого мне было страшно. По-польски я знал всего несколько слов.
Я заблудился, попал в узкий проход между стенами. Он был вымощен треснувшими плитами. В трещинах цвел подорожник. К стенам были привинчены чугунные фонари. Их, должно быть, давно не зажигали - в одном фонаре я разглядел птичье гнездо».
Мы тоже чувствовали себя не совсем своими. Хотя русская речь тут никого не пугала, и никто косо на нас не смотрел. Было ощущение, что мы немного «подглядели» чужой жизни – ощущение, которого нет, например, когда посещаешь Собор Святого Петра в Риме. Но от этого подглядывающего взгляда мы узнали о Польше чуть больше. Так что рекомендую – если есть возможность, заезжайте в Ченстохову.
Автор: 
muzalewsky
